- А вот и я!
То, что Сигурд увидел, оказавшись на палубе брошенной экипажем ладьи, повергло его в
ужас: самые худшие его опасения оправдались - причем одновременно, все вместе!
Они на берегу! Приказ нарушен быть не мог, так, значит, все они погибли - это
Валгалла! И свет! Волшебный свет! Свет всех цветов радуги! Лучи бьют с неба, разлетаются на
крутящихся, бликующих шарах, как на воде при ярком солнце! Смотреть нет сил - ослепнешь!
И это среди ночи! А музыка?! Звуки! Какие громкие, уверенные в себе инструменты рождают
такие мелодии!
И этот пир, пир без границ! Пир такой, о котором и в сагах-то не услышишь! А какие
женщины снуют, угощая его гребцов, его дружину, его личных охранников! О-о-о,
рыжебородый Тор! И вам, богам, едва ли приходилось пировать с такими бабами!
А самое страшное, вот оно - ударило, как откровение, как доказательство, с которым не
поспоришь: все за столом равны, и ярлы, и кэрлы, и трэлы! Нет больше малых, мелких. Нет
больших, великих! В Валгалле все равны.
Это видно по поведению, по тому, как относятся к мужчинам эти бескрылые прекрасные
валькирии, по тому, как нагло теперь ведут себя трэлы, хватающие прямо со столов еще не
тронутые большими людьми куски. Как нагло пьют они из ледяных бокалов необычайные,
прозрачно-разноцветные меды!
Да, в глубине души Сигурда и раньше мелькала догадка, что люди равны и только силы
Темного Мира Нифльхейм посеяли зерна неравенства, чтобы облегчить жизнь наиболее
достойным, таким как Сигурд...
Ну что ж? Что остается? Шагнуть навстречу неизведанному...
Он перелез через брус-поручень и спрыгнул с бака на гальку.
Его появление не прошло незамеченным. Варя с двумя ассистентками и неизменным
подносом подплыла к нему:

Выпьем за варяга,
Парня разбитного,
Смелого, умелого,
Доброго такого!

Сигурд подозрительно огляделся.
Никакого "варяга" рядом с ним не было. Тем более разбитного.
Не было заодно и других варягов, не было ни смелого варяга, ни умелого, ни тем паче
доброго.
У кромки прибоя был только он сам, скрюченный невзгодами и преисполненный
недоброй подозрительностью ярл средней руки.
- Сама хлебни! - сказал Сигурд, кивнув на чарку. - Небось отравлено?
В голове его вдруг шевельнулась мысль, что в царстве мертвых не стоит беспокоиться по
поводу доброкачественности принимаемых в пищу продуктов, что верно вдвойне, если учесть,
что ранее, в мире живых, это тебя вообще, можно сказать, не волновало.
Сигурд знал, что его языком давно уже управляет не разум, не чувство, не вера, а
характер, тяжелый характер, столь часто заставляющий страдать в первую очередь его самого.
- Отхлебни, Варюха, - посоветовал Бьярни, разливавший в компании девиц с Маяковки
"Чинзано" по весьма вместительным чаркам, припасенным дальновидными свадебными
водилами сначала для утренней деревенской опохмелки посредством нечищеного
свекольно-рвотного самогона пополам с мутно-огуречным бочковым рассолом, а чуть позднее,
видно , и для бани - но это лишь для тех, кто выживет.
Кивнув в ответ, Варя демонстративно пригубила.
- Видал, миндал?
Не вполне поняв реплику валькирии, Сигурд степенно провел рукой по бороде. Не
прикасаясь к чарке, он подчеркнуто равнодушно заметил:
- Яд мог осесть на дно.
- Конечно, - с готовностью согласилась Варя и, опрокинув чарку до дна, запила квасом
из черпака, взятого у ассистентки. - Все! - Отдав ассистентке посуду, Варя приподняла
пустой металлический поднос и отбарабанила на нем, как на бубне, короткую дробь: - Финита
ля комедия!
Неистовая ярость вдруг охватила Сигурда ; грудь его стала тяжело вздыматься от
справедливого негодования, быстро переходящего в безрассудное бешенство.
- Да не дыши ты на меня перегноем, - примиряюще заметила Варя. - Кто не успел, тот
опоздал...
- Ш-ш-што-о-о?! - От гнева Сигурд покраснел, а затем стал пунцовым.
- Кто первый встал, того и тапочки, - пояснила Варя.